2. Участие в сепаратистском движении. Опыт революции показал, что инородцы представляли огромную ненадежную массу, которая, пользуясь ослаблением центральной власти, проявляет стремление к всемерному обособлению[i]. Наиболее остро проблема сепаратизма рассматривалась черносотенцами в контексте финского вопроса. В период революции черносотенцы остро не поднимали финскую проблему, не желая лишний раз раздражать население этой окраины. В частности, состоявшийся в апреле 1906 г. в Москве IIВсероссийский съезд русских людей делал мирные заявления: «Указанное местное хозяйственное и общественно-сословное самоуправление Финляндии, в той форме, в какой оно сложилось к настоящему времени, не противоречит русским государственным интересам на этой окраине, а потому не должно вызывать какого-либо вмешательства со стороны общегосударственных властей»[ii].
Серьезным поводом обратить внимание на Финляндию стало заключение в 1907 г. между русским правительством и финскими властями соглашения о взаимной выдаче преступников, которое давало возможность «революционным финнам» расправиться с любым патриотически настроенным русским. Независимость финского суда бросала черносотенцев в холодный пот: по запросу финской стороны любой подданный империи мог быть препровожден в Финляндию для суда и последующего наказания. Это представляло угрозу для личной безопасности наиболее ярых противников финского автономизма в случае фабрикации уголовного дела. Согласно рисовавшимся крайне правым мрачным картинам «любого… могут обвинить в самом ужасном преступлении», совершенном «будто бы на финляндской территории» (хотя бы вы никогда там и не бывали), «арестовать, отправить под конвоем в Финляндию, судить в финляндском суде по финляндским законам, приговорить и предать смертной казни!»[iii].
Катализатором роста ненависти к Финляндии стало рассмотрение приобретшего общероссийский резонанс дела об убийстве депутата Государственной Думы М. Я. Герценштейна в финляндском суде, на котором была озвучена версия о причастности к нему членов крайне правых союзов. В январе 1907 г. Главный совет СРН просил царя «передать дело русских людей, обвиняемых в участии в убийстве Герценштейна, русскому суду, дабы не осталось сомнения, что дело это будет рассмотрено беспристрастно и справедливо…»[iv]. Данная просьба к царю была повторена в августе 1909 г. на общем собрании московских монархистов. В ней говорилось, чтобы «русские люди в пределах Отечества судились русским судом, а не направлялись в Финляндию»[v].
Особенность финской проблематики состояла в использовании сепаратистскими силами законодательно закрепленного и признанного имперскими властями автономного статуса окраины. Наличие в Финляндии собственного денежного обращения (финская марка), администрации, суда, правовой системы, государственного языка (финский), узаконенного неравноправия русских делало положение этой окраины уникальным в составе империи. Социальная и правовая несправедливость финляндского автономизма проявлялась в том, что, пользуясь правами русских граждан повсеместно в России, финны поставили «русских завоевателей» на своей территории в бесправное положение. Отсутствие на окраине русской цензуры приводило к массовым оскорблениям в финской печати членов царской фамилии и беспардонной критике политики Петербурга[vi]. В частности, председатель финского сейма Свинхувуд требовал с парламентской кафедры предания русского царя местному суду. Существование потенциально мятежной провинции рядом со столицей империи угрожало и обороноспособности страны в случае «вооруженного с финляндским населением столкновения»[vii].
Проблема недопустимости сохранения автономного статуса Финляндии обосновывалась, с одной стороны, соображениями военной безопасности и возможной постановкой новых претензий, в частности, присоединение к ней частей Эстляндской, Петербургской и Олонецкой губерний. С другой стороны, удовлетворение требований финской элиты по расширению границ автономии могло вызвать цепную реакцию со стороны других инородческих окраин. Известная самостоятельность Финляндии, ставшая маяком для остальных окраин и источником непрекращающихся требований предоставления таковой же, подрывало внутреннюю стабильность государства. «…малейшая уступка правительства финляндским притязаниям в смысле остановки или отступления с пути политики государственного сплочения …привела бы к последствиям… еще горшим вследствие соблазнительного примера для других инородческих сепаратизмов», — предупреждали представители правых партий премьер-министра В. Н. Коковцова в 1911 г.[viii]
Крайне правые не скрывали, что автономный статус Финляндии повышал уровень претензий со стороны польской элиты. Не сумев получить самостоятельность в результате мятежей, Польша избрала путь постепенного обособления, но с сохранением возможности эксплуатации России. В случае реализации польских требований Царство Польское оказалось бы в привилегированном положении, так как Россия вынуждена была за свой счет обеспечивать ее безопасность от внешних врагов и служить источником доходов для панов[ix]. Черносотенцы прогнозировали, что предоставление автономии не принесет в империю успокоения, а лишь разожжет аппетиты поляков, которые предъявят новые территориальные претензии по полному «отбудованию Крулевства» с присовокуплением к нему всей западной части России со Смоленском, Киевом и Одессой.
Постоянное будирование проблемы польской автономии повышало и без того высокий градус политической температуры в обществе. Негативное отношение к ней черной сотни усиливалось в связи с сочувственным отношением к притязаниям поляков кадетов и других врагов самодержавной системы, разыгрывавших польскую карту для раскачивания государственного корабля. Демонстративно вызывающее поведение в Думе депутатов польского коло, показывавших свою абстрагированность от России, вносило неразбериху в работу русского парламента. «Наконец, приступили думцы к решению земельного вопроса. ...А поляки тут же заявляют: "Вы, русские, как хотите, так себе и делите землю а до нас не мешайтесь, вы нам дайте только автономию"... А русские им отвечают: "Если вы не хотите, чтобы мы по-своему вам поделили землю, то мы вам не дадим и автономии"... Ну, словом, поднялось в Думе столпотворение вавилонское, полная неразбериха...», — говорилось в обращении Русского собрания[x]. Под предлогом стабилизации ситуации в обществе состоявшийся в 1906 г. в Киеве II Всероссийский съезд русскихлюдей решительно высказался против автономии Польши, как и вообще против автономии какой бы то ни было из числа инородческих окраин России[xi].
Подход идеологов крайне правых при оценке ситуации на Кавказе характеризовался признанием приоритета проблемы армянского сепаратизма. Их пугали армянские притязания на создание автономии с включением в нее ряда русских областей[xii]. Очагом сопротивления имперским властям выступал расположенный в Эчмиадзине руководящий орган Армяно-григорианской церкви, являвшийся неофициальным центром всей духовной, национальной и политической жизни армянского народа. Ставя целью создание автономии Армении, Эчмиадзин тайно поддерживал сепаратистское движение, идеологическими очагами которого стали армянские приходские общины. Роль исполнительного органа по реализации сепаратистских планов выполняла партия «Дашнакцутюн»[xiii].
[i]Там же. 4 д-во. 1909. Оп. 1. Д. 172. Л. 118.
[ii]Там же. ДП ОО. 1905. Д. 1350. Ч. 17. Лит. А. Л. 269—270.
[iii]Русское знамя. 1907. 31 января.
[iv]Союз русского народа. М.—Л., 1929. С. 97.
[v]ГАРФ. Ф. 102. 4 д-во. 1909. Д. 172. Л. 2.
[vi]Там же. ОО. 1911. Д. 244. Л. 26.
[vii]Вестник Русского собрания. 1906. 17 февраля.
[viii]ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1911. Д. 244. Л. 27.
[ix]Русское знамя. 1908. 9 июля.
[x]ГАРФ. Ф. 116. Оп.2. Д. 1. Л. 698.
[xi]Там же. Ф. 102. ДП ОО. 1905. Д. 1350. Ч. 17. Лит. А. Л. 269.
[xii]Русское знамя. 1913. 25 сентября.
[xiii]Там же.