4. Соборность как форма организации русского народа. Одним из идентифицирующих признаков принадлежности к русскому народу для черносотенцев являлась соборность, которая в широком смысле подразумевала единение народа, выражаемое «в слове и деле всеми его членами вместе и каждым в отдельности». Она охватывала все сферы жизни народного организма, став одним из компонентов определения понятия народности, которая «есть соборность рода, языка и быта страны (отечества, родины), связанная верою, просвещением и предопределенною Господом Богом целесообразностью»[i]. Соборность выполняла интегративную и охранительно-защитную функции, исходя из которых приобретала следующие основные формы:
гражданско-правительственная соборность как форма единения народа с царем, то есть своеобразный патриархальный демократизм, обеспечивавшей коммуникацию между верховной властью и подданными. Противопоставляя ее западноевропейским парламентским учреждениям, крайне правые указывали, что член собора — не представитель народа в стане царя, а «свидетель о жизни народной перед лицом самого народа, возглавляемого царем»[ii];
церковная соборность как форма организации и единения православных верующих: «Церковно-соборное деяние есть свидетельство представителей церкви о вере Богом врученной им паствы. Правое веры свидетельство перед лицом церкви вводит ее в общественное сознание, утверждает и расширяет ее во все концы»[iii];
земская народно-общественная соборность, выполнявшая интегративную роль обеспечения связи русского человека со своим социальным слоем, обществом и народом в целом. Данный вид соборности рассматривался как «свидетельство всех чинов людей о правде народной: о его жизни, нуждах, думах и чаяниях» и имел преимущества перед партийностью, так как обеспечивал возможность реализации качества (истины) перед количеством (большинством). Здесь черносотенцы исходили из мнения, что сила соборных постановлений заключалась не в численности, их провозглашающих, а в истинности провозглашаемого как «вечного проявления неизменной правды Божией». Ссылаясь на опыт демократических стран, крайне правые указывали, что «большинство голосов» часто обеспечивается умышленной подтасовкой, а иногда складывается неразумною случайностью[iv].
Другой функцией земской народно-общественной соборности являлась охранительно-защитная. Исходя из положения о том, что русский человек принадлежит русской цивилизации, пока сохраняет связь с малой родиной и своим социальным слоем, черносотенцы указывали, что в отрыве от своей среды русский человек подпадает под соблазны западничества, духовно и физически разлагается. «Пожив в городе или где-нибудь на "шахтах", — мужик очень часто возвращается в деревню хулиганом, ни к селу ни к городу толкует о "швабодах" и поносит начальство», — писала в январе 1916 г. черносотенная пресса[v].
Согласно исследованию А. В. Репникова, русские консерваторы традиционно рассматривали общину как основу охранительства в государстве, т. к. отношения в ней были построены на особом, религиозном понимании бытия[vi]. Вслед за ними ортодоксальное крыло правомонархистов считало необходимым консервацию общины как преграду на пути внедрения капиталистических отношений в деревне, вызывавших расслоение крестьянства и создававших основу для подрыва самодержавной системы. Одна из причин первой российской революции виделась в том, что проведенная в 1861 г. крестьянская реформа, во-первых, лишила помещиков возможности оказывать воспитательное влияние на крестьян, во-вторых, открыла дорогу для проникновения в сельский мир «неблагонадежных» элементов, что в совокупности создало условия для ослабления внутриобщинных связей, приведших к стремлению крестьян решать возникающие вопросы нередко незаконными мерами[vii].
Исходя из вышеизложенных критериев, черносотенцы весьма расширительно толковали термин «русский народ», включая в его состав украинцев и белорусов, что определило его триединый характер. «Под именем "русской народности" мы понимаем: великоруссов, малороссов и белорусов…», — заявляла черносотенная пресса[viii]. Принятие указанных народов в русскую семью обуславливалось общностью православной религии, истории, национальной культуры и психологии, что констатировали в своих программах крупнейшие крайне правые организации — СРН и СМА. В данном случае черносотенцы следовали официальной идеологии, считавшей русским все православно-славянское население Российской империи и отказывавшейся видеть в украинцах и белорусах отчужденные от великороссов народы. Наличие у последних собственной национальной культуры и языка трактовалось как локальные проявления единого целого[ix].
Как видим, данные выше характеристики фиксировали размытость этнического компонента в определении понятия «русский». Трактуя народность в религиозном, политическом и культурном контексте, черносотенцы делали в этой связи вывод о том, что истинно-русским человеком можно стать, приняв базовые ценности русского культурно-исторического сообщества. О малозначимости для черносотенцев этнического происхождения говорит то, что они признавали немецкое происхождение царской династии. На страницах «Русского знамени» указывалось, что предки бояр Романовых вели свою родословную от прусского короля Войдевита, внук которого Гландус Камбила в 1283 г., спасаясь от немецких крестоносцев, бежал к русскому князю Дмитрию Александровичу. При крещении прусака Гландуса, ставшего родоначальником Романовых, назвали Иваном, а прозвище дали по созвучию с прежним — «Кобыла» (Камбила)[x].
Для черносотенцев пример династии Романовых, веками верой и правдой служившей России, являл собой ошибочность националистического подхода определения русскости по крови. Иными словами, русскость являлась не генно-этнической конструкцией, а категорией духовного порядка, подразумевавшей православное и самодержавно-государственное миропонимание. Данный подход подтвердил видный черносотенец И. И. Восторгов, который в своем труде «Монархический катехизис» вообще не включил этнический компонент в определение понятия народности, рассматривая ее как «общество, объединенное на основах единства духовных и материальных интересов — территории, географических условий, языка, верований, исторических условий развития и т. п.»[xi].
Черносотенная идеология исходила из фундаментальных ценностей консерватизма, среди которых народ (нация) рассматривался сакральной общностью, предопределяющей судьбу составляющих ее социальных слоев, групп, личностей. Для консервативной идеологии народность формировала определенный тип личности через систему нравственных норм, человеческих взаимоотношений, способ жизни и ведения хозяйства.
Для крайне правых слова «черносотенец» и «русский» являлись синонимами. Данную мысль четко сформулировало в январе 1916 г. «Русское знамя»: «Русский человек должен быть православным — правым, и если русский не православный, то он — не русский»[xii]. Данная трактовка русскости неизбежно включала всех носителей вышеуказанных религиозных и политических взглядов как сторонников крайне правых организаций. «Нам не приходится пропагандировать свои идеи в народе, как то делают все политические партии почти без всякого успеха, если не считать обман и насилие за успех», — заявлялось в 1906 г. в Киеве на III Всероссийском съезде русских людей.
Таким образом, в черносотенной идеологии под народностью понималось духовно-религиозное, политическое, культурно- психологическое и соборное единство русских людей. Националисты делали приоритет на этническойидентичности (родстве), а либералы на государственно-гражданском единстве. В современной литературе также встречаются подходы рассмотрения нации и как культурно-исторической и языковой общности (общности исторической судьбы, религии, языка и культуры), и как этнической общности, основанной на кровном родстве. С этой точки зрения в своих подходах к понятию нации черносотенцы опередили свое время, так как понятие народности в правомонархическом варианте трактовки несло прежде всего идеологическую начинку, что позволяло преодолеть фактор этничности.
Идеологию правомонархических организаций России начала XX в. достаточно сложно отнести к националистической и шовинистической, поскольку главными качествами русскости в их представлении было православное вероисповедание и верность самодержавным устоям. Этническое происхождение имело гораздо меньшее значение, что стало идеологическим новшеством, т. к. черносотенцы предлагали основу единения народов империи на базе самосовершенствования в христианском духе и укрепления основ общего государства — Российской империи. Преодолеть этнический фактор при формировании новой общности — советского народа впоследствии пыталась и КПСС, но уже на других идейных основах.
Как показывает вышеизложенный материал, отрицательно относясь к распространенным в то время на Западе теориям, рассматривавшим национальный феномен в контексте расово-биологических факторов, черносотенцы определяли принадлежность к русскому народу принятием базовых ценностей русского культурно-исторического сообщества — православия, самодержавия и народности. Несмотря на многочисленные обвинения либерального и революционного лагерей в национализме и шовинизме, присущий черносотенной идеологии приоритет духовно-религиозного компонента позволял правомонархическому движению преодолеть узкий национализм и интегрировать в него представителей других национальностей, что определило интернациональный характер черной сотни. Дистанцирование от националистических идей расовой чистоты, национального превосходства и этнической сегрегации, чреватых возникновением напряжения с населением окраин страны, объяснялось стремлением сохранить единую и неделимую Российскую империю.
[i]Вестник Союза русского народа. 1912. № 104.
[ii]Там же.
[iii]Там же.
[iv]Там же.
[v]Русское знамя. 1916. 1 декабря.
[vi]Репников А. В. Консервативная концепция российской государственности. С. 89.
[vii]Русское знамя. 1909. 17 октября.
[viii]Там же. 1907. 9 декабря.
[ix]Степанов С. А. Черная сотня. С. 31—32.
[x]Русское знамя. 1913. 19 февраля.
[xi]Протоиерей Иоанн Восторгов. Полное собрание сочинений. Т. IV. С. 515.
[xii]Русское знамя. 1916. 9 января.