Я пришла в магазин, в котором продавцы и охранник - узбеки. Они говорили между собой по-своему, но вдруг один пошутил, а другие засмеялись. Шутка была такая: «Крыша едет - дом стоит». Я не знаю, над кем они смеялись, но русская шутка, проникшая в чужой язык и не поддавшаяся переводу, не могла не вызвать улыбку. Хотя другое чувство - что ты не понимаешь всех людей, которые говорят вокруг - очень странное чувство. Впервые оно возникло, когда в советские времена я села в Казани в поезд, идущий на Ульяновск. Это вызывало чувство дискомфорта, но было понятно. Когда же ситуация повторилась в моём родном городе - я задумалась. Подобное ощущение возникает, когда иду по китайскому рынку в том же Владивостоке. Выходя, спешу услышать родную речь. Какой бы она ни была.
Хотя если походить и послушать эту речь долго, начнешь думать о другом. В язык неизбежно приходят новые слова. При этом, мне кажется, смысловая нагруженность устаревающих слов меньше, чем у слов новояза. Многие из архаизмов, как правило, несут семантический оттенок, вокруг которого существует поле близких по смыслу понятий. Например, слово «ражий», которое сегодня почти не используется, имеет смысл очень сходный со словами «здоровый», «крепкий», «дородный». Сегодня возникает всё больше слов, смысл которых эквивалентен целому высказыванию. Вспомним слова «брэнд», «трэнд», «кастинг», «смартфон»... Слово «брэнд» Википедия расшифровывает следующим образом: единое обозначение узнаваемого потребителем концептуально выработанного набора товаров и услуг обычно объединённых в направлении деятельности компании или объединения для экономической и стратегической целесообразности. Смартфон:мобильный телефон, сравнимый с карманным персональным компьютером...
Учитывая факт, что человеческая память сегодня ухудшается, так как часть её функций мы переложили на запоминающиеся устройства, а средний объём активного человеческого языка не изменяется (хотя, думаю, уменьшается), то, осваивая новые слова, мы неизбежно должны забывать старые. Но, осваивая слова научной, технической и потребительской сферы, мы почему-то забываем слова, выражающие именно оттенки. Не становимся ли мы при этом похожими на героев фантастической повести американского писателя Рэя Ол-дриджа, в которой постепенное изъятие определённых слов из языка позволяет формировать человека с особой конфигурацией души, удобного для управления? Даже если технократизация и упрощение языка происходят без чьих-либо намерений, всё равно никуда не деться от их последствий и уже сегодня можно представить, что будет с нами. Хотя, равно как малочтение, эта проблема, наверное, мировая.
И ещё одна вещь, которая тоже заставляет задуматься: без великих открытий не может быть великого языка. Не пора ли нам, «промотав наследство», взяться за дело? Чтобы весь мир захотел говорить и читать по-русски. И наши дети последовали бы этому примеру.