Жих М.И.

К вопросу об эволюции русской средневековой государственности: размышления по прочтении книги Ю.В. Кривошеева «Русь и монголы»[1]

Современная историческая наука ныне находится в состоянии некоторой растерянности и замешательства. Произошло крушение советской исторической науки, которая опиралась на марксистские фундаментальные основы теории исторического процесса. Сейчас идёт поиск новых фундаментальных основ познания истории. Утверждать, что этот поиск завершился, мы не можем. Поэтому, я бы сказал так, что современная историческая наука переживает время поиска, и в лучшем случае, она вошла в начальный период своего становления. Многое в ней напоминает то, что было на протяжении 1920-х – начала 1930-х годов прошлого века, когда происходило формирование советской исторической науки. Отличительной особенностью указанного времени и дня нынешнего является интенсивная публикация источников, не попавших дотоле в поле зрения специалистов. В этом расширении круга источников, вводимых в научный оборот, нельзя не видеть положительной работы, проделанной современными историками. Есть, конечно, и негативные моменты. К ним относятся попытки огульного отрицания достижений советской исторической науки, стремление подвергнуть ревизии труды советских историков, больше того – окарикатурить и оболгать историю русского народа, особенно советскую эпоху.

Характер древнерусского веча, его социальный состав, функции, круг вопросов, находившихся в его компетенции, порядок его проведения и многие другие вопросы, с ним связанные, являют собой одну из важнейших тем истории русского средневековья, остающуюся, не смотря на громадную историографию, остро дискуссионной и по сей день. В названном блоке вопросов важное место, на наш взгляд, занимает проблема, которой в советской и современной «вечевой» историографии не уделено должного внимания. Речь идет о теме «законности» и «незаконности» коллективных социально-политических акций жителей древнерусских городов как с точки зрения существовавшей в тот период системы права, так и с позиции современников.

В предшествующих работах нами был обоснован вывод, согласно которому значительное число древнерусских городов выросло не непосредственно из древних местных центров, а из опорных пунктов, создававшихся центральной киевской властью для борьбы с местными верхушками и их центрами в ходе так называемой «реформы Ольги» и в дальнейшем[1]. Так начали свой путь Смоленск, Ярославль, Новгород и т.д. Впрочем, ряд городов (например, Ладога или Галич[2]) развился непосредственно из древних протогородов. Вероятно, в некоторых случаях опорные пункты центральной власти были размещены прямо на них. Эти новые города завершают процесс перестройки общества начавшийся еще в период господства протогородских центров и формируют прилегающую округу – волость. Формируется единство города и местных сельских территорий. В итоге этого процесса сформировался тот общественный организм, который древнерусские источники называют волостью, а Ю.Г. Алексеев, И.Я. Фроянов и ряд других современных специалистов, на наш взгляд, совершенно справедливо определяют как «город-государство»[3]. По мнению Ю.Г. Алексеева «древнерусский город представлял собой в сущности территориальную общину с чертами дофеодальной демократии. К числу таких черт относится прежде всего вечевое устройство города и «тянущей» к нему земли»[4].

Проблема определения самоназваний дописьменных социумов, известных нам лишь по археологическим материалам, является одной из самых сложных в изучении древней и раннесредневековой истории. Еще более сложной, чем их этническая атрибуция. Решаться она может двумя путями. Во-первых, установлением, если это возможно, преемственной связи археологических культур, этническая принадлежность и наименование носителей которых нам неизвестны с культурами, для которых соответствующие данные могут быть установлены по письменным источникам (внешним или внутренним). Во-вторых, анализом письменных источников соседних развитых цивилизаций, если, разумеется, данное бесписьменное общество попало в их поле зрения. Именно последний путь является наиболее надежным, так как этническая номинация – вещь изменчивая и даже установив связь некоей «анонимной» археологической культуры с культурой, имя носителей которой нам известно, мы не можем быть уверены, что носители первой именовали себя точно также как и их потомки.

Данная статья написана в редком по нынешним временам жанре ответа на рецензию, к чему меня побудили весьма своеобразный стиль рецензии Н.А. Лифанова на черновую рукопись моей брошюры «Ранние славяне в Среднем Поволжье (по материалам письменных источников)» (СПб.; Казань, 2011. В черновом варианте работа называлась немного иначе: «Ранние славяне в Волго-Камье (по материалам письменных источников)») и недобросовестность ее автора, равно как и своеобразные обстоятельства ее выхода в свет.

Одним из ключевых в исследовании древнерусского политогенеза вопросов является определение места древнерусской социально-политической организации в типологическом ряду ранних политий. Важнейшим моментом в его разрешении является определение «точки отсчета» – того круга социально-политических организмов, которые были синхронны древнерусскому обществу с точки зрения не физического, а исторического времени. Асинхронность исторического развития – хорошо известный историкам факт: общества, существующие в одно и то же время в его физическом смысле могут, вместе с тем, стоять на совершенно разных ступенях развития и потому их типологическое сравнение бессмысленно. И в то же время общества, отстоящие друг от друга на много лет, столетий и даже тысячелетий могут находиться на одних примерно ступенях развития.