Тесля А.А.

Советский мир (или советская цивилизация) – достаточно плохо описанный и малопонятный феномен. Внешний наблюдатель – советолог в прошлом или историк сейчас – с трудом реконструируют смыслы, к которым обращались обитатели того мира. Исследование Юрганова – попытка такой реконструкции «жизненного мира советских историков 20-х – 50-х годов»: смыслов, которыми они оперировали, и быстрых подвижек конфигураций смыслов, которые можно зафиксировать. Введением в исследование оказывается статья лауреата Сталинской премии П.П. Смирнова «Образование Русского централизованного государства XIV – XV вв.», опубликованная в № 2-3 «Вопросов истории» за 1946. Статья, которая сейчас практически неотличима от массы однородных публикаций 40-х – 50-х годов – но которая явно выделялась в то время, свидетельством чему примечание редакции, в котором последняя решительно заявляла, что «не разделяет основных положений статьи проф. Смирнова» и публикует статью в дискуссионном порядке. Собственно, вся остальная книга является попыткой разобраться в смысловых переплетениях той эпохи – понять, что именно, незаметное для современного взгляда, делало весной 1946 года статью П.П. Смирнова остро-дискуссионной, какой смысл видели участники дискуссий за вроде бы идентичными терминами «централизованное национальное государство» и «национальное централизованное государство». Иными словами, цель работы Юрганова – реконструировать смыслы и словарь эпохи, сделав понятными конфликты и противостояния среди историков того времени.

Две работы видного американского филолога, посвященные «Братьям Карамазовым», были опубликованы с промежутком более чем в двадцать лет, однако, несмотря на отчетливо запечатлевшееся в каждом из них время их создания, они образуют вполне гармоничный диптих. Созданное в 60-е годы, но по сей день остающееся популярным исследование структуры «Братьев Карамазовых» отражает период максимального влияния двух эффективно сочетающихся направлений – американской «новой критики» и структурализма в литературоведении, вдохновляющегося далекими от систематизма и последовательности, но весьма эвристичными работами Ролана Барта. Однако уже в этой работе Бэлнеп проявляет интерес к истории создания романа, что станет основной темой опубликованной в 1989 г. второй монографии.

Русская интеллектуальная история описана и изучена весьма неоднородно – если некоторые темы и персонажи, определенные линии интеллектуальной преемственности и развития на протяжении многих десятилетий находились в центре внимания и исследователей, и широкой аудитории, то не меньше других, слабо изученных или вовсе выпавших из поля внимания. Проблема заключается не столько в наличии «белых пятен» – всякое знание неоднородно и разные предметы исследования различаются по своему исследовательскому статусу. Основное затруднение, становящееся все более ясным в последние десятилетия, заключается в том, что сохранение традиционной схемы приоритетности предметов исследования дает в результате настолько существенное искажение общей картины интеллектуальной истории, что и основные ее объекты не могут быть поняты адекватным образом. Конкретным примером здесь может служить т.н. «либеральный канон»...

Как ни банально это звучит, Лидия Гинзбург – человек, проживший большую и сложную жизнь и, что важнее, сумевший ее продумать, прожить осознанно и твердо, наблюдая за собой без поблажек и сентиментальности. Одесская девушка, после Гражданской войны приехавшая в опустевший Петроград с отчаянной жаждой учиться – не знавшая почти ничего, как она, с повышенной критичностью к себе записывала почти десятилетие спустя, и прибившаяся к набиравшему силу и яркого научным азартом и смелостью мысли «движению формалистов» (которое тогда было фактически маленьким кружком единомышленников, собиравшихся то в Институте искусств на Исаакиевской площади, то в Университете – через Неву).