§ 4. Причины разложения русского народа в представлениях черной сотни

Правомонархисты исходили из того, что преобладаю­щее большинство русского народа нерушимо исповедует базовые ценности русской цивилизации (православие, самодержавие, народность). К носителям истинно рус­ских черт ими относились «верные престолу сословия: благородное дворянство, доблестное крестьянство, ме­щане и духовенство»[i].Вслед за государственниками и славянофилами[ii]крайне правые считали, что в наиболее чистом и неиспорченном варианте православно-монархи­ческие убеждения и народный формат души сохранился в крестьянстве, определявшемся как ядро нации и оплот устоев традиционного общества. В документах крайне правых подчеркивалось, что «невежественные» и «необразованные» крестьяне в своей преданности православным, самодержавным и национальным устоям значительно опережали просвещенные слои: «предельно преданно са­модержавному царю, признающее его своим единствен­ным защитником и заступником, истинным представите­лем народных желаний, стремлений и носителем мощи и чести русского народа»[iii].

Для черносотенцев понятия просвещенности и обра­зованности не были синонимами. На упреки либеральных оппонентов в «невежественности» и «темноте» монархиче­ски настроенных крестьянских масс черносотенцы заявля­ли: «...духовная просвещенность совершенно не зависит от степени образованности, и неграмотный человек сплошь и рядом бывает в миллионы раз просвещеннее ученейшего профессора»[iv]. Митрополит С.-Петербургский Владимир на состоявшемся в февраля 1913 г. VI Всероссийском съез­де русских людей дал следующую характеристику русско­му народу: «По адресу русского народа раздаются иногда упреки в невежестве. Но это несправедливо. Ум русского народа такого свойства, что имеет особый национальный склад и враждебен в основе космополитизму, что умеет верно определить отношение отвлеченных мыслей к жи­вой жизни, вот почему ум этот возмущается, когда в рус­скую жизнь стараются втиснуть несвойственные русскому народу идеи»[v].

Апеллируя к именам крупнейших представителей русской интеллигенции, черносотенцы указывали, что М. В. Ломоносов, Г. Р. Державин, Н. М. Карамзин, А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Ф. И. Тютчев, И. А. Гончаров, братья Аксаковы, братья Киреевские, Ф. М. Достоевский, Ап. Майков, А. А. Фет, Н. Н. Страхов, Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, М. Н. Катков, К. К. Случевский, А. Н. Со­болевский разделяли монархические идеалы. «Сказать, что эти люди —"темные" и "невежественные", жиды не посмеют, и, следовательно, они должны признать, что мо­нархические убеждения у русских людей не только не свя­заны с невежеством, но, наоборот, связаны с величайшей образованностью», — писало «Русское знамя»[vi].

Историки либерализма отмечали, что в отличие от западноевропейских единомышленников, опиравших­ся на городской и сельский средний класс, российские либералы не имели широкой социальной поддержки[vii]. Присущие большинству населения такие архетипические черты национального характера, как догматизм, аскетизм, способность нести страдания и жертвы во имя своей веры, устремленность к трансцендентному[viii], коллективизм, ав­торитет власти и т. д., противоречили главной либеральной ценности — индивидуализму. Сохранение в массе русско­го народа (за исключением его элиты) идейных устоев тра­диционного общества давало крайне правым основание утверждать свою политическую силу в опоре на «народ», народные низы. «Того, что наши народные массы — "чер­носотенные", — не может отрицать никто. Глубокая вера в Бога, непоколебимая преданность царю и покорность за­конным властям издавна являются отличительными чер­тами нашего крестьянства», — писало «Русское знамя»[ix].

Несмотря на глубокий духовный и культурный кризис основ российского общества, вызванный петровскими преобразованиями и западными идеологическими влия­ниями, черносотенцы видели свет в конце туннеля: «В на­стоящее время все грозит России погибелью. Обществен­ной самобытной жизни в современной России почти не существует. Народ обнищал. Интеллигенция — демора­лизована. Духовенство — соль земли — малообразованно, материально необеспеченно и не имеет светоча, примера праведной жизни на земле — патриарха, который бы, сияя над миром своей кротостью и смирением, являлся бы вер­ной опорой самодержавию православного царя. И России угрожают не только внутренние, но внешние враги с за­пада, юга и востока. Но вера православная и царское са­модержавие в России все же остались. А есть православие, есть царь в России — еще не все пропало»[x].

Черносотенцы были далеки от мысли идеализировать русский народ и его качества. Трезво оценивая неблагопо­лучное состояние общества, они не были склонны обви­нять только внешние силы в произошедшей революции. Ее причины виделись не только в кознях мировой закулисы, поврежденности русской элиты, но и в разложении ду­ховных основ русской жизни: ослаблении в народе право­славной веры, патриотизма, невиданном падении чувства национального достоинства и самосознания, забвении исторического права русского человека «быть хозяином в собственном доме», социальной разрозненности, слабом развитии национального просвещения[xi]. В отличие от поколения Минина и Пожарского современное поколе­ние русских черносотенцы оценивали так: «Тщедушное, слабое и телом и душой, утратившее горячую веру в Бога, а с ней патриотизм, оно не смотрит в будущее, а стремится к временному скоро проходящему благосостоянию, за­бывая, не думая о благе потомства, гонится за временной наживой, из-за которой готово продать сплошь и рядом, как мы часто теперь видим, в особенности среди рабочих и пристроившихся в городах крестьян, не только родину, но и отца с матерью»[xii].

Этот нравственный упадок, по мнению крайне пра­вых, стал благодатной почвой произошедших в начале XX в. революционных потрясений. В критические момен­ты черносотенные лидеры в частной переписке давали не­лестную характеристику русскому народу. В перлюстри­рованном в 1908 г. Департаментом полиции письме члена IIIГосударственной Думы от фракции правых А. С. Вязигина утверждалось: «У нас нет народа, у нас есть только на­селение, обыватели»[xiii]. Негативное влияние на состояниенарода оказывала зависимость целых групп населения от неблагополучных условий жизни, разложение образован­ных слоев русского общества, произвол отошедшего от национальных начал административного аппарата[xiv].

Одну из причин деморализации народа черносотенцы находили в разрушении соборности как формы организа­ции русского народа. Развитие капиталистических отно­шений запустило процесс разрушения общины, а с ней и разложение идейных основ традиционного крестьянского «мира». Оторванность верноподданного от естественной среды создавало благоприятные условия для пересмотра патриархальных воззрений. В черносотенной литературе описывалась методика вербовки в революционный стан: «Народ в общей массе своей составляет надежнейший оплот религии для каждого отдельного лица. Но лишь только одно лицо вышло из сферы народного влияния, как его начинают ловить волки в овечьей шкуре. Потреб­ность веры в таком лице не угасла, угаснуть не может, ибо это есть отличительное свойство русской души; но легко­верный ум, смущенный наверху схваченными верхушка­ми, но не корнями знаний, стоит на распутье. Тут-то и на­чинается жидовская лафа. Жиды подступают к молодому человеку, являющему собой такое лицо, окружают его, как демоны грешную душу, и, как демоны, тащат его к погибе­ли ради своих мелко корыстных иудиных интересов»[xv].

Свидетельством разложения общины стало появление городского и сельского пролетариата — новой социаль­ной группы, характеризовавшейся утратой соборности, а потому попадавшей под влияние различных оппози­ционных сил. Черносотенцы проводили четкую границу между крестьянином, владевшим землей и крепко на ней стоявшим, и безземельным крестьянином — пролетари­ем, наводнившим города и фабричные районы. Эти груп­пы крестьян совершенно различались по политическимвзглядам и отношению к существующему строю. Первым необходима была стабильность, вторые представляли апо­литичные массы, всецело поглощенные заботами о куске хлеба, и если действительно были способны на беспоряд­ки, то только с экономическими требованиями. Отсюда следовал вывод о необходимости улучшать благосостоя­ние крестьянства посредством экономического и соци­ального партнерства его с помещиками. Опасность пред­ставляли не крестьяне и рабочие, а «те бездельничающие карьеристы из опошлившейся дворянской и разночинной среды, для которых землевладение и земледелие не есть вожделенная тихая пристань, но которых прельщает лишь одно звенящее золото. Они наиболее чутки и отзывчивы на жидовско-инородческий клич, на безумный призыв «растрепать» Россию, предвидя за свое предательство и подлую услужливость жидам обилие этого золота»[xvi].

Помимо разложения основ традиционного общества причина социального неблагополучия русского народа имела глубокие исторические корни. Отсталость государ­ственных институтов, материально-технической базы от стран Европы виделась крайне правым идеологам в не­легком наследии внешних нашествий. Тяготевшее над Россией почти 300 лет монгольское иго, сковывало пред­приимчивый славянский ум и задерживало народный прогресс[xvii]. Приняв на себя удар и спася Европу от нашествия, русские во многом отстали в науке и знании. Сказывалась и вековая забитость населения, пустившая глубокие кор­ни в народном сознании. «Русский народ довольно тем­ный, малоразвитый, недостаточно предприимчивый и. лежебокий от природы», — писала черносотенная пресса[xviii]. На благосостояние народа серьезное влияние оказы­вало отсутствие образования: «А ведь наши крестьяне по сравнению с западноевропейскими прямо богачи; только немецкий крестьянин или швейцарец гораздо трудолюби­вее. Чего не хватает нашему крестьянину, это образования…»[xix]. Другой унаследованной из прошлого чертой яв­лялась неспособность каждого отдельного представителя народа реализовывать индивидуальные масштабные про­екты без государственной поддержки или иного внешнего содействия: «Третье средство — народ наш нужно при­учить к упорному труду. Нигде на свете нет столько хули­ганов, пьяных и нищих, как в России…»[xx].

Воспринимая историю органически, черносотенцы не обвиняли прошлое в современных им государственных нестроениях, находя в постигших страну катаклизмах и положительную сторону. Монгольское иго «дисциплини­ровало слишком своевольный и беспокойный славянский характер, сообщив ему большую уравновешенность, и пробудило национальное самосознание, благодаря кото­рому жившие до этого в постоянной междоусобице сла­вянские племена, сплотившись, свергли татарский гнет и образовали единую Русь»[xxi].

На имевшее место в начале XX в. бедственное состо­яние страны и народа существенное влияние оказали не­достатки русского национального характера, находившие отражение в реальной политической практике. К ним чер­носотенцы относили следующие.